Внештатный корреспондент газеты "Городок" Владимир Подгайный побывал в Артях в доме у писателя Анатолия Александровича Власова и задал ему вопросы.

Анатолий Александрович Власов родился в 1929 году в поселке Арти Свердловской области в семье рабочего. После окончания Тихоокеанского высшего военно-морского училища им. С. О. Макарова плавал штурманом на боевом корабле. Был уволен из Вооруженных Сил по сокращению штатов в период хрущевской «оттепели» в звании капитана-лейтенанта.

Вернулся на Урал и стал работать в Артинской «районке» вначале корреспондентом, а затем - редактором газеты. В 1977 году принят в члены Союза писателей СССР. Издал 13 книг, написал пьесу «Азаров и мы» - о рабочем парне. Телеспектакли по многим повестям были показаны в Екатеринбурге и Владивостоке.

В 1999 году в свет вышел роман «Имя овцы», за который автор был удостоен премии губернатора Свердловской области.

- Анатолий Александрович, какой процесс ныне переживает русский язык?

- Мы переживаем период падения духовности, уважения к родному языку. Русский язык подвижен, он менялся во все времена. Вспомним эпоху Петра Первого. Появились сотни иностранных слов, связанных с морским делом: верфь, киль, шпангоут, шкипер, боцман, кок, которые стали родными и включены во все словари русского языка. Но этим словам не было замены в родном языке. Создатель флота царь Петр приглашал иноземных мастеров, которые принесли свою культуру, ставшую частью духовной и военной мощи России.

Ныне все не так. Западное идолопоклонство приняло угрожающие безопасности страны масштабы. Иностранная шелуха забила русские слова. Можно ведь сказать и написать так: «Яркое, красочное представление!» Нет, говорят и пишут: «Шоу». Я видел в Екатеринбурге торговые точки с названиями на английском языке и без перевода. За такие дела надо штрафовать владельцев. Во многих западных странах есть законы о языке, которые запрещают употребление иностранных слов, если есть свои, родные, тождественные по смыслу.

Выдержки

В советские времена через «толстые» журналы пролегало главное течение литера­турной жизни. Здесь впервые публиковались самые интересные новинки (а что не про­ходило через журналы, то для широкого читателя как бы и не существовало); здесь фор­мировались течения, позиции, репутации; здесь никому ранее не известные фамилии превращались в литературные имена. Сейчас мейнстрим от журналов ушел, имена заме­стились «брендами», которые чаще всего выражают не согласное мнение читателей, а оплаченное издателями намерение заработать на продаже тиража. Тем не менее, журна­лы не исчезли из литературного ландшафта ни после падения советской власти, ни после появления интернета. Пусть от журналов теперь не в такой степени зависит литератур­ная погода, но только в них сохраняется литература, не впрессованная в матрицы рынка. И, в частности, только в них может испытать судьбу начинающий литератор без имени и богатого покровителя.

Вот почему с некоторых пор «Урал» отдает девятые номера годового комплекта «мо­лодым» - не обязательно по возрасту, не обязательно даже по литературному стажу; может быть, просто с «молодым» голосом - непривычным и потому не позволяющим рассчитывать на скорое читательское признание. У этой относительно новой традиции есть своя продолжительная предыстория...

Свою первую повесть скромный журналист из красноуфимской районки, участник гражданской и Отечественной войн Климентий Федорович Борисов опубликовал, когда ему было уже 56 лет (примерно столько же было и П. П. Бажову, когда он написал свой первый сказ). «Литературная молодость» К. Ф. Борисова совпала с началом становления «Урала»; на протяже­нии десятилетий он был постоянным и желанным автором жур­нала, но первая восторженная рецензия в столичной прессе, по­священная двум его свежим рассказам, опубликованным в «Ура­ле», появилась в сентябре 1997 года. Рассказы к публикации готовил он сам, но рецензия появилась, к сожалению, уже после его кончины - на 99-м (!) году.

Многоцветная "уральская" молодость // Урал. - 2009. - № 9. - 2-3-я с. обл.

Не часто в когорте биографов Мамина-Сибиряка называется имя Константина Васильевича Боголюбова (1897—1975) — литературного критика, писателя, преподавателя факультета журналистики Уральского государственного университета имени А.М.Горького. В 1939 году в Свердловском облгосиздате вышла его книга «Певец Урала» — биография Д.Н.Мамина-Сибиряка, написанная «в беллетристической форме».

Первопроходцу всегда нелегко... Подспорьем послужили материалы Сергея Аристарховича Удинцева, брат которого, Дмитрий Аристархович, был мужем Елизаветы Наркисовны Маминой. И статья «Справки и воспоминания к Петербургскому периоду жизни Д.Н. Мамина-Сибиряка» Бориса Дмитриевича Удинцева — племянника писателя, сына Елизаветы Наркисовны.

С последним у Боголюбова сложились творческие отношения. В письме из Москвы от 30 января 1969 года Борис Дмитриевич сообщал Константину Васильевичу: «Насчет публицистичности» творчества Мамина-Сибиряка и мне хочется дать максимум возможного, но оно далеко неодинаково. Писал он очень наособицу, к школам и партиям литературным не примыкал. Был типичный «беспартийный» демократ...».

Ранее же, в 1936 году, К.В.Боголюбова и А.С.Ладейщикова «крепко пожурил» Павел Петрович Бажов «за неудачные статьи о Мамине-Сибиряке»: «Вы всё на социологию напираете — народник или не народник. А ведь Мамин-то художник, да еще какой. Вот о художнике-то и надо говорить...»

Константин Васильевич показал читателям путь Мамина-Сибиряка от сына заводского священника, до известного писателя. «Певец Урала» изведал издевательства в Екатеринбургском духовном училище, после которого ему был путь в Пермскую духовную семинарию. Учась в Медико-хирургической академии в Санкт-Петербурге, Дмитрий Мамин «стал газетным репортером», а на гонорар от романа «Приваловские миллионы» он «купил дом на Соборной улице», где ныне музей его имени. Именины 1896 года получились у Мамина-Сибиряка праздничными — вышла в свет книжка «Аленушкины сказки». А еще далее в книге Боголюбова — главы «Тяжелый недуг» и «Последние дни», где и строка: «Рядом с могилой Гончарова выросла новая могила — Мамина-Сибиряка».

Критики не обошли стороной труд Боголюбова. В «Уральском современнике» в 1951 году заведующий кафедрой русской и зарубежной литературы УрГУ И.А.Дергачев опубликовал статью «Книга о красоте и силе писателя». В ней он сказал, что «совершенно правильно автор уделяет большое место годам жизни Мамина-Сибиряка на Урале «это — годы первых литературных успехов» писателя. И его жизнь здесь — «это не простое собирание материалов, а глубокое понимание уральской «злобы дня», коренных вопросов жизни края и народа». Дергачев также отметил: «В книге, помимо воли автора, мы встречаемся с упрощенным пониманием творчества, как фотографического воспроизведения действительности. Увлеченный показом отдельных явлений жизни, Константин Боголюбов подбирает их в произведениях писателя, переносит в повесть в качестве фактов действительности и, естественно, не может показать различие между ними и фактами литературы».

Сказ-пересказ

...Нет, не приутихнет моя память! Все ярко, так явственно, И языку не дам вымолвить такое ребристое слово — давно. Недавно пусть. Так-то еще теплее.

Мы ждали Павла Петровича к себе. После выдвижения его кандидатом в депутаты Всесоюзного советского парламента и его согласия баллотироваться наступила пора сердечных встреч.

Наконец, пришла и наша — в два часа пополудни встреча. Достославные минуты.

С утра наши прилежные конюхи с придиркой почистили вороных, поднадраили толченым кирпичом наборную сбрую. Ленточки — в гривы. Кучера при кушаках, непременно яркого гаруса.

Готов в дорогу поезд... Да обязательно дело еще вот какое, чтобы теперешние поколения непременно знали: в те поры колхозы довольствовались исключительно гужом. Безусловно, ни грузовиков, ни тем более шустрых легковушек — ничего такого не было.

Были кони, шустрые, лихие.

Hу вот готов в дорогу наш видный поезд. Последние напутствия кучерам:

— Вы там... бережнее.

А те одно свое:

—Утят нырять не учат.

Не пошли слова наши в добрый прок. Ведь говорили же толком кучерам: не выделывайтесь. Так нет же: вытряхнули ведь дорогого гостя из кошевы где-то на бойком снежном раскате. Стыдобушка. Ну, взыск будет!

А он, сказывают, ничего. Улыбается да приговаривает:

— Лихо. Емко. Артуть-кони!

Вскорости до нас дошло: у подгорновцев и манчажцев, у заносливых ачитских поезжан да, кажись, не лучше и у артян — нигде, оказывается, не o6oшлось без того, чтобы Павла Петровича из кошевы в сугроб не вытряхнули. Чисто притча... Hу притча же. И все же есть в ней что-то разгуляй-молодецкое, что-то чисто русское, непременно удалое и наотлет веселое. И без этого мне Бажова невозможно себе представить... Артуть-кони! Здорово!