Костер на горе
Нашему земляку, члену Союза писателей СССР, Леониду Александровичу АЛЕКСАНДРОВУ 12 февраля исполнилось бы 80 лет. К большому сожалению, этого человека вот уже почти десятилетие нет с нами. Но добрая память о нем, его творчество не забыты, пока живы мы, пока не исчезла тяга к искусству, родному слову, хорошей книге.
Повесть «Бабий век» стала моей настольной книгой. Это сказание родниковой чистоты! Прочитаешь хотя бы одну главу, сердце обязательно отзовется вдохновением... Субъективное мнение? А вот отзыв преподавателя литературы Сарсинской школы Чухаревой Ирины Булатовны: возвращая мне книгу, она сказала - «Прочитала на одном дыхании!». В сельских библиотеках этой повести уже нет, а в районной - нашлась книга, зачитанная «всмятку», не чета некоторым фолиантам девственной нетронутости. Пора бы ее переиздать, да кто возьмется? Даже родной журнал «Урал», который первым печатал повесть, отказался от автора. У Леонида Александровича осталось много неопубликованных произведений. Его вдова Маргарита Степановна ездила в редакцию «Урала» с предложением, хоть что-нибудь предоставить читателям, но поддержки не нашла: Леонид Александрович - писатель не авангардистского направления, которое в моде при нынешнем редакторе журнала. Маргарита Степановна «наскребла» денежек издать к юбилею повесть «Сеннушка спасенная», ну очень скромным тиражом - 100 экземпляров. И на том спасибо! Откуда пенсионерке денег брать? Обращалась она за помощью к людям - счет в банке открывала, объявление в газетах печаталось - так ведь никто не откликнулся. Может, газет не читают, а скорее всего, «перестроились» на новорусский менталитет.
Что касается памяти, так я - в неоплатном долгу. Леонид Александрович, как я уже сообщал (заметки в газете «Вперед» - «Мастеру от подмастерья», «Он был наставником и другом»), был мне очень близким человеком. Пожалуй, добавлю, что «возился» со мной, как с сыном. На мой взгляд, пришло время воспроизвести его слова, которые в свое время потрясли меня до глубины души. Вот выдержка из письма, датированного 14 ноября 1962 года: «Слава, дорогой! Я все эти дни хожу, живу - дышу той радостью, которую приносят мне твои письма - ты! Наверное, такое же бывает с человеком, который вдруг, нежданно-негаданно находит клад с неисчислимыми богатствами. Прошу только не зазнаваться: вряд ли ты сам знаешь, какое богатство ты в себе носишь! И оно, это богатство, как ты говоришь, оно-то прет из тебя все новыми и новыми образами, темами. Нефть пролежит под землей до конца света; а пробей скважину - забьет фонтаном! Опыт? Он придет! Пиши, пиши и пиши! Не успеваешь - заводи записную книжку, о чем я тебе уже говорил. Опыт будет, Слава! Пиши!».
Леонид Александрович был дружен с Павлом Макшанихиным, в то время председателем Свердловского отделения Союза писателей СССР, благодаря этому мои стихи рецензировались лучшими литераторами Свердловска. Это были - Лев Сорокин, Юрий Трифонов, Михаил Демин, Эмилия Бояршинова. И сам Леонид Александрович выводил меня на путь истинный. При его занятости (зав. сельхозотдела редакции, селькоровские семинары, куратор литобъединения «Жаворонок», депутат горсовета, наконец, собственное творчество) он все же находил время разбирать мои стихи построчно, как говорится, по косточкам! К сожалению, на самом пике восхождения на Парнас в моей жизни произошли трагические изменения - даже не хотелось жить, естественно, в творчестве были упущены важные моменты, оно у меня просто захирело. Очень трудно выходил из тупика, а когда восстановился и стихи набрали должную силу, Леонида Александровича не стало. До сих пор чувствую себя виновным перед его памятью за то, что вовремя не оправдал надежд.
Последний раз виделся с ним в сентябре 1995 года. Точнее, прощание было, а не встреча. Я подъехал на мотоколяске к подъезду дома по Советской, 32, и по инвалидности не мог взойти на второй этаж, а Леонид Александрович, будучи тяжело больным, не мог спуститься ко мне (когда-то он легко заносил меня на руках в квартиру!). Разговаривать громко он уже не мог, а у меня, как ком в горле застрял, да и не будешь о заветном чувстве громко кричать. Вот и глядели друг на друга молча...
Стояло бабье лето. Дикие яблоньки роняли на землю мелкие красные плоды. Со двора дома простора обзору нет - все застроено домами, но все же в прогале виднелось осеннее прозрачно-голубое небо с легкими облачками. Всю эту, небогатую панораму, Леонид Александрович оглядел долгим взглядом, приложил руку к сердцу, слегка поклонился и ушел... Навсегда.
В повести «Костер на горе» есть замечательное описание такого костра: «... гора Караульная, вся, от самой подошвы, заросла березником, оголена лишь макушка ее, обращенная к городу, и вот - горит здесь костер в ночи... Ты, может, просто из баловства распалил и подшуровываешь его, а тому, кто видит твой огонек-светлячок снизу, может, о самом заветном думается. Костер в ночи, да еще на горе - в этом и вправду что-то есть».
По моему глубокому убеждению вся жизнь Леонида Александровича и была таким костром – около него всегда было людно, тянуло к нему и друзей, и знакомых, как к огню в ночи. Вот и я у того костра был согрет и обласкан. От него и разгорелся в моей душе огонек творчества - огонь от огня, как плоть от плоти! Вечная память и благодарность Леониду Александровичу!
Станислав ТИТОВ, с. Сарсы.
//Вперед. - 2006. - 9 февр. - С.7
