Александров. По весне на лыжах

Для слабовидящих

 
 
 
Мы в соцсетях         
 
 

Библиотечные страницы

Первые страницы повести знакомят читателя с нелегкой жизнью доярки совхоза Зиновьи.

Работу свою Зиновья не любит, собственное хозяйство забросила, частенько глушит тоску брагой домашнего приготовления.

«Никому нет до меня дела! — рассуждает она.— Как я живу, почему я так живу, никто не придет и не спросит. Хоть пой, хоть пляши, хоть слезами залейся — никому в сердце не стукнется, и солнце в небе не замрет, не потускнеет».

А в финале та же Зиновья думает:

«...Какая слепая была она раньше! Какие хорошие люди окружают ее!»

Судьба и настроение круто переменились. Что же способствовало обретению веры в людей, что изменило отношение окружающих?

Зиновья разбавляет молоко водой, и бригадир Максим, добрый, хороший парень, ловит ее на месте преступления. Героиня бежит домой, по дороге сообщая встречным, что Максим к ней «приставал». Дома, напившись браги, решает попариться в баньке, а затем повеситься. «...Она будет чистая, вся чистая, какою была в свои семнадцать лет...» Но Зиновья понимает, что «ведь она навек опозорит Максима, ведь его затаскают после этого». Ее клевету люди сочтут за причину самоубийства. В баньке она все же помылась и «с ощущением семнадцатилетней чистоты в теле» уснула, решив не расставаться с жизнью. Максим не спит «три дня и три ночи», прощает ей все прегрешения и зовет вернуться на ферму.

Осознав свою вину — в переживаниях и раскаянии,— Зиновья избавляется от дурных наклонностей. А дальше ее жизнь идет как по маслу. Доярки проявляют деликатность, не напоминая ей о проступке, и даже целой бригадой помогают навести чистоту и порядок в запущенном доме...

Однако создается впечатление, что демонстрация чуткости устроена специально для читателя: ведь те жизненные перипетии, которыми объясняет писатель духовное возрождение Зиновьи, малоубедительны, и конфликт и характеры кажутся искусственными. В таких героев трудно поверить.

Склонность автора к упрощению сложных жизненных явлений проявилась и в решении хозяйственных проблем. Стоит лишь ввести новый график работ — и удои вырастут. Вот как об этом говорится: «Вроде нехитрая штука — двухсменна. Ее суть можно объяснить в нескольких словах. Объединяются две группы коров, и если раньше одна доярка ухаживала за восемнадцатью — двадцатью коровами, то теперь две доярки то же самое будут делать, имея общую группу в тридцать шесть — сорок коров. Одна при этом первую неделю работает с утра до полудня, вторая доярка — с полудня до вечера. Утренняя дойка — в одиночку, обеденная — на пару, вечерняя — опять в одиночку. Зарплата — поровну, квартальные и годовые премии за сверхплановую продукцию, если она наберется,— также пополам». Никаких трудностей, никаких сложностей. Все так просто, что даже коровы все понимают. Впрочем, автор вообще наделяет коров чуткостью. «Известно же: не только люди, а коровы и те разбираются в добросовестности, добросердечности, человечности и многих других тонких вещах, без которых в любом общем деле не добьешься лада, не сдвинешься с места».

И, ощутив доселе неведомую им «добросердечность и человечность», коровы замирали «в благодарной готовности отдать молоко до последней капли»...

Л. СТЕПАНОВА // Литературное обозрение. – 1975. - №2. – С.29

Мы на Одноклассниках

 

Мы в контакте

 

НЭДБ