Десять лет назад два автора — В. Кускови Б. Коган, надо полагать, не сговариваясь,— свои статьи о К. В. Боголюбове назвали совершенно одинаково: «Писатель, критик, педагог». И очень точно определили главное в творческом лице этого своеобычного литератора.

Как и отчего оно сложилось? Конечно, тут сказались индивидуальные особенности дарования, но прежде всего — эпоха. Это она лепила, если хотите — выковывала творческую судьбу Константина Васильевича Боголюбова. Приметный и примечательный факт: 70-летие писателя совпадает с 50-летием Советской власти. Великую Октябрьскую революцию К. В. Боголюбов встретил уже двадцатилетним интеллигентным юношей. Отдав свой разум и сердце новому обществу, он слился с ним, и это определило его творческий путь.

1.

Обстановка в Свердловском коммунистическом институте журналистики была сравнительно вольной. Мы частенько увиливали от тех лекций, которые казались нам скучными или малосодержательными; можно было отсидеться в комнате институтской многотиражки, в комсомольском комитете или в свободной аудитории и развлечься книгой или обычным студенческим трепом. Но на лекциях по литературе XIXвека зал всегда был полон. Читал их Константин Васильевич Боголюбов.

Прошло уже почти тридцать лет, у меня не сохранилось никаких записей, а я помню содержание его лекций, точнее — картин, изображенных в лекциях. Это были именно картины: лектор мыслил образами, и, приобретая эмоциональную окраску, понятия становились доступнее, ярче и определеннее. Все тянулись к этим лекциям, но полностью поняли причины их художнического обаяния, наверное, только в те дни, когда наш преподаватель, смущенный и довольный, дарил студентам авторские экземпляры своей первой книги «Певец Урала». Это было в 1939 году.

Впрочем, ни он на себя, ни окружающие на него тогда, как мне помнится, еще не смотрели как на писателя. Для нас он был только преподаватель — хороший, талантливый преподаватель, пишущий к тому же научные работы и критические статьи. И еще — мятущийся, ищущий: ему вдруг надоедало читать курс XIXвека, он брался за лекции по современной литературе, приедалось то — брался за что-то третье.

Сейчас-то я понимаю, отчего и как это происходило.

С самого начала в нем уживались и писатель, и педагог, и учитель. Но это «самое начало» тоже пришло не сразу.

Он родился 23 августа 1897 года в селе Александровском, Красноуфимского уезда, Пермской губернии. Вскоре его отца, священника, перевели на север губернии, в село Вильгорт, что за Чердынью, на реке Колве. Там и прошло детство. А юность шагнула из-под родительского крова: Константин Боголюбов уехал в Пермь, окончил там гимназию и поступил в только что открывшийся университет, решив стать учителем-словесником. В ту пору забрезжило и желание попробовать силу своего пера: на страницах «Пермских губернских ведомостей» появились первые стихотворные опыты К. Боголюбова. Но все было еще туманно, и свободное от университетских занятий время юноша отдавал не столько бумаге, сколько книгам и театру.

Октябрьская революция застала его в армии, в учебном батальоне, куда он попал в сентябре 1917 года. Через месяц Константин Боголюбов вернулся в университет, но занятий, по существу, уже не было, стало не до учебы. Беспокойное время бросало повзрослевшего  юношу то в Усолье, то в Кудымкар, то на учительскую работу, то на реквизицию хлеба. Впрочем, и в эти годы пришлось потрудиться его перу: в Усолье, работая в отделе наробраза, он был секретарем уездного журнала«Народное просвещение» и позднее не без гордости рассказывал, как озаглавил свою первую в жизни публицистическую статью: «На колени перед рабочим классом!» Но пришло время вновь надеть солдатскую шинель: полыхала по стране гражданская война. Службу Боголюбов начал в батальоне по охране железных дорог. Батальон боролся с белыми бандами вдоль Сибирской магистрали. А  когда стало утихать военное полымя, в армии всерьез взялись за повышение грамотности. В Иркутске красноармейца Боголюбова произвели в учителя-культурника, в Красноярске он стал инструктором дивизионного политотдела, во Владивостоке — начальником школьного отделения дивизии.

Он и в эти годы не бросал пера, писал, хоть и урывками, корреспонденции, а за один свой рассказ на конкурсе газеты «Красный стрелок» получил даже первую премию. Но главным для него оставался учительский труд, и было вполне резонно, что, демобилизовавшись,— а произошло это в конце 1924 года,— Константин Васильевич остался на ниве народного просвещения: грамота народу, взявшему власть в свои руки, была нужна не меньше хлеба. Работая учителем в Сивинском районе, Боголюбов начал сотрудничать в пермской газете «Звезда». Это и помогло заметить его Ивану Степановичу Панову, тоже пермяку и в прошлом тоже учителю. Приехав в деревню, где работал Константин Васильевич, Панов застал его в клубе за репетицией спектакля по пьесе собственного сочинения. Партийный работник и журналист, будущий руководитель уральской литературной организации, Панов был человеком не только неугомонным, но и настойчивым: Боголюбов переехал в Свердловск.

Он стал преподавать русский язык и литературу в Урало-Сибирском коммунистическом университете. Учениками его были партийные и советские работники, прошедшие школу жизни, но не успевшие пройти школу науки. Константину Васильевичу нравилась такая аудитория: у нее самому можно было многому научиться.

Газетное отделение Коммунистического университета положило начало эстафете: газетная школа, Коммунистический институт журналистики, Государственный институт журналистики, факультет журналистики Уральского государственного университета.

— От одного к другому я переходил как приданое,— с улыбкой вспоминает теперь Константин Васильевич.

Тридцать лет отдал он преподавательской работе, воспитывая будущих газетчиков. Любовным словом поминают своего учителя сотни советских журналистов, из числа которых вышло немало писателей.

2.

Учиться и учить было велением времени. «Учить» вылилось для К. В. Боголюбова в долголетнюю преподавательскую деятельность. «Учиться» же означало для него не только обогащение и совершенствование личных, собственных знаний. Это было понятием более широким — социальным. Новому обществу необходимо стало изучить литературное наследие прошлого с пролетарских позиций, осветить его светом марксистских идей, понять и поставить на службу народу. Одновременно надо было разобраться и в том, что выходило из-под пера молодых писателей; начиналось время бурного роста советской литературы.

Эту общую задачу К. В. Боголюбов воспринял как личную и вскоре оказался в водовороте закипавшей литературной жизни.

В 1928 году вернулся из Тобольска его друг и наставник Иван Панов, все такой же неугомонный, резковатый, деятельный. В том году была создана Уральская ассоциация пролетарских писателей, Боголюбова избрали одним из ее секретарей. Было в те годы немало ложного, путаного, объявили призыв ударников в литературу, хлынули сотни людей, к литературе, в общем-то, неспособных, но было здоровое ядро, были силы, и дело в целом двигалось хорошо. Влились в организацию деловитые и талантливые Людмила Татьяничева, Борис Ручьев и Николай Куштум с Южного Урала. Активно работала литературная группа «На смену!» в Свердловске; в Нижнем Тагиле А. П. Бондин организовал еще одну литгруппу, вскоре ereпомощницей стала Н. А. Попова. «Уральский рабочий» начал выпускать литературное приложение к газете — «14 дней». Потом создали журнал «Рост», позднее переименованный в «Штурм».

И «Рост», и «Штурм» — эти названия очень подходили изданиям тех дней. Вштурмовой буче ясно и громко звучал голос литературного критика, статьи которого были подписаны то «Н. Чердынцев», то «К. Боголюбов». Выступления эти были посвящены произведениям современников: отстаивая ленинский принцип партийности советской литературы, К. В. Боголюбов звал своих товарищей к разработке наиболее актуальных тем, к борьбе против формализма и эстетства, к совершенствованию мастерства. Он хотел, чтобы художественное слово стало оружием надежным.

Что же позднее заставило критика обратиться к изучению наследия дореволюционных писателей и сделало это наследие центральным в литературоведческой работе К. В. Боголюбова?

Советская действительность возродила и во сто крат приумножила славу Урала как могучего индустриального края. А в идеологической деятельности, в частности в литературной, Урал в представлении очень многих оставался глухой, ничем не примечательной провинцией. Вскрыть и показать корни литературных традиций, возросших на уральской почве,— это была задача насущная и для теории, и для практики литературного движения на Урале тех лет. За нее и взялся К. В. Боголюбов.

Примечательно, что одной из отправных точек его подвижнической работы по изучению дореволюционного литературного творчества был фольклор. Вместе с М. С. Кашеваровым он длительное время выискивал, изучал, а затем в начале тридцатых годов опубликовал произведения фольклора в двух сборниках — «Песни борьбы» и «Песни уральского революционного подполья».

Заметным вкладом К. В. Боголюбова в литературоведение стала подготовка им избранных сочинений одного из первых в России бытописателей рабочего класса, предшественника пролетарской литературы Ф. М. Решетникова. Почти одновременно шло исследование творчества других писателей-демократов. Это было не только новое осмысление известных произведений — приходилось кропотливо, дотошно разыскивать и собирать то, что не вошло в книги, а осталось лишь на пожелтевших от времени страницах давней периодики. Так Константином Васильевичем были подготовлены к печати избранные сочинения активного сотрудника дооктябрьской «Правды» П. И. Заякина-Уральского и забытого мастера короткого рассказа И. Ф. Колотовкина. Советские   читатели познакомились с ними впервые. Позднее он принял деятельное участие в выпуске двухтомника, заново открывшего читателю, кроме упомянутых, произведения А. А. Кирпищиковой, К. Д. Носилова, А. С. Погорелова, А. Г. Туркина и Г. П. Белорецкого.

Однако главной, на всю жизнь, любовью К. В. Боголюбова стал Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк. Надо сказать, что в первые десять-пятнадцать лет после Октябрьской революции творчество этого самобытного уральского писателя оказалось вне поля зрения и литературоведов, и читателей, оно стало забываться. Подготовленное К. В. Боголюбовым совместно с А. С. Ладейщиковым пятитомное собрание избранных сочинений писателя-уральца было первым советским изданием его произведений (1934 г.).

На этом Константин Васильевич с Маминым-Сибиряком не распрощался. Его жизнь и творчество стали для К. В. Боголюбова объектом внимательного, углубленного и, если хотите, вдохновенного исследования. Не один десяток его статей посвящены изучению эстетических воззрений Мамина-Сибиряка в их связи с демократической линией развития русской эстетической мысли, исследованию исторических взглядов писателя и его творчества в области публицистики. Проникая в творческую лабораторию Мамина, Константин Васильевич сделал интересную и удачную попытку осветить вопросы творческой истории романа «Три конца», написав об этом специальную, довольно объемистую работу. Нельзя не вспомнить и то, что изыскания Боголюбова позволили читателям прочесть маминский очерк «Сестры», который при жизни автора напечатан не был.

«Влезая» в творчество этого писателя, в мир его мыслей, представлений и эмоций, исследователь за какой-то гранью ощутил, что он не просто знает свой «объект изучения» — он его видит и чувствует, словно бы перед ним оказался живой человек. Конечно, я только предполагаю это, но ведь без такого видения и чувствования не могла родиться книга «Певец Урала», первая беллетризованная биография Дмитрия Наркисовича Мамина-Сибиряка.

Автор этой книги — еще не художник, ибо цель ее носит все же литературоведческий характер и научная публицистика на страницах «Певца Урала» чувствует себя вольготно. В то же время в авторе этой книги уже видится беллетрист, ибо, кроме чисто литературоведческих целей, он ставит задачу раскрыть образ человека и решает ее во многом методами художественного письма. Это не в похвалу и, во всяком случае, не в упрек. Просто в данном случае жанр требовал именно такого сочетания — дара художника и публициста-ученого. Сочетание это называют счастливым. Оно естественно для человека творчески разностороннего. А именно таков К. В. Боголюбов.

У него на этот счет есть вполне определенная точка зрения, и формулирует ее он так:

— Литератор-профессионал, литератор-мастер должен уметь работать во всех жанрах.

Уже став признанным беллетристом, К. В. Боголюбов не изменил литературоведению и литературной критике. Много энергии и сил отдал он изучению и популяризации творчества советских писателей Урала, посвятив специальные исследования А. П. Бондину, П. П. Бажову, И. С. Панову, И. И. Ликстанову. Немало внимания уделяет он и творчеству сегодняшних своих товарищей, уральских литераторов. Перо критика всегда в готовности номер один — в газетах и журналах то и дело появляются его критические заметки и статьи.

3.

Сообщая, что родился К. В. Боголюбов в селе Александровском, мы лишь отдаем дань обязательной анкете,— подлинная биография писателя начинается в селе Вильгорт, что на реке Колве. Здесь впервые парнишку полонили впечатления, отложившие свой след на всю его сознательную творческую жизнь. Народные сказки и бывальщины, суровые и трепетные предания былого, рассказы политических ссыльных, отбывавших свой горький срок в таежном чердынском краю, удивительные археологические ребячьи находки — все это не просто влекло к себе, а разжигало пристрастный интерес к истории. Пристрастие это укрепилось в юноше за годы жизни в Перми, когда свободное время он отдавал книгам и — для заработка — поездкам по деревням от губернского статистического общества. Если бы кто-нибудь взялся тогда предсказать Константину Боголюбову его литературное будущее, то наверняка сказал бы, что начнет он с тем исторических.

Заглядывая же в библиографические справочники, мы видим, что начало писательскому пути положила иная книга — сборник рассказов «Идет война народная», изданный в Свердловске в 1942 году. Дата выпуска этой книги лучше всяких слов объясняет побудительные причины ее создания. Впрочем, уже и в ней немало сказалась приверженность автора к истории: идея преемственности русских национально-патриотических традиций лежит в основе большинства рассказов. Позднее К. В. Боголюбов еще раз вернется к теме Великой Отечественной войны советского народа против фашистских захватчиков в повести «Маршевая рота»,— недаром в войну он снова надевал солдатскую шинель; появятся у него книги, предназначенные для детей, но все же главным, определяющим направлением в его творчестве станет и останется направление историческое.

Повесть «Связанные крылья» (1952), роман «Зарницы» (1954), повести «Атаман Золотой» (1955) и «Грозный год» (1958) — они, казалось поначалу, отражали далекую эпоху как будто бы «вразброс», вне хронологической последовательности, но вскоре стало ясно, что были подчинены строгому авторскому плану и все-то вместе составили обширный и стройный исторический цикл произведений, охватывающий жизнь горнозаводского Урала с 60-х годов восемнадцатого века по 20-е годы девятнадцатого. Период этот был избран автором, конечно, не случайно. Эпоха кризисного состояния феодализма в России изобиловала глубоко драматическими событиями, потрясавшими всю страну. Художник, вглядевшийся в прошлое родины, не мог пройти мимо них.

Начало циклу дала повесть «Атаман Золотой»: не только по времени действия, но и, как свидетельствует автор, по времени задумки,— писать ее он начал еще до войны. Первоисточником, надо полагать, послужил фольклор: в народе сохранились сказы о справедливом и удачливом разбойнике Рыжанко. А фактическую документальную основу принесли архивные розыски.

Повесть рисует широкую картину народных тягостей и бед, а на ее фоне — историю крепостного конторщика Андрея Плотникова, которого жизнь из тихого и вполне мирного юноши превратила в лихого разбойного атамана, народного заступника и мстителя. На кровавые дела Золотого ведет праведный гнев, атаман дышит тем же, чем народ, и по народному зову в 1771 году поднимает ярый бунт в Шайтанке (ныне Первоуральск), круто расправляясь с заводчиком Ширяевым и его прихлебателями.

Народный гнев писатель изображает как естественное, неизбежное  следствие чудовищно жестоких крепостнических порядков. Возмездие тиранам неотвратимо. Обстановка чревата событиями поистине грозными. На последних страницах повести уже появляется Иван Белобородов, славный полковник пугачевского войска.

Ему и событиям пламенного 1774 года на Урале К. В. Боголюбов посвятил повесть «Грозный год». Ее значение не исчерпывается изображением образа Ивана Наумовича Белобородова, рабочего полководца, умудренного жизнью и воинским талантом. Тема народного гнева и массового участия в восстании уральских работных людей отражена столь убедительно, что становится ясно: не будь Емельяна Пугачева — народ выдвинул бы другого вождя, но война против ненавистных угнетателей все равно вспыхнула бы неотвратимо.

География повести, естественно, связана с географией действия пугачевских войск и потому достаточно широка, но поскольку главный герой произведения — Белобородов, основное внимание автора обращено на Средний Урал, обширный край, что в старину именовался Исетской провинцией. Отсюда — особая «первооткрывательская» свежесть звучания повести, отсюда художническое предпочтение той движущей силе восстания, которую составляли рабочие уральских заводов.

Сюжетных связей в боголюбовском цикле, по существу, нет. Произведения объединены общностью места действия, обстановки да некоторыми сквозными персонажами. По этому принципу соединены и три повести, составившие роман «Зарницы». Он продолжает тему народных бедствий и протеста против крепостного рабства. Однако в романе у этой основной темы появляются новые оттенки — постепенный рост классового самосознания рабочих и бесчеловечное подавление крепостниками таланта у людей труда: «горек удел тех, кто в крепостном состоянии родится с душой и талантом».

Трагический образ связанных крыльев, давший название первой части трилогии, мог послужить заглавным для всего романа, если бы не пронизывали его действие особенно ярко сверкающие в заключительной части отблески дальней грозы — зарницы.

Горемычная судьба Евдокима Бобылева, талантливого умельца-изобретателя из рабочих, его многократные унизительные хождения по мукам, что совершал он, «ревнуя о пользе и славе государства», его челобитная царю и, наконец, нещадное, смертное наказание плетьми на заводском эшафоте дали писателю богатейший материал для изображения  горестной недоли народа и его сынов.

Не менее трагична жизнь другого героя романа — крепостного служителя Андрея Лоцманова, на свою беду получившего образование, человека наивных, но ярких устремлений, не столько бунтаря, сколько мечтателя. Но тиранам извечно опасными кажутся даже мечты. Недаром мысли Андрея Лоцманова о тайном обществе и его повесть «Негр, или возвращенная свобода» всполошили царское правительство, тем паче, что по времени совпали с мятежом декабристов; безвестный писатель из народа как важный государственный преступник заключается в Бобруйскую  крепость.

Погибает и третий герой романа, «рабочий начальник» Клементий Косолапов, кузнец, возглавивший в 1822 году известное восстание в Кыштыме, во время которого рабочие несколько месяцев правили заводами. Он погибает, но заключительную часть трилогии окрашивает ощущение пафоса классовой борьбы и непобедимой правоты трудового народа.

Народ — это можно сказать без всякой натяжки — главный герой боголюбовского цикла. Изображен он в диалектическом движении от дерзкого, но безнадежно-бессильного бунта одиночек к массовым стихийным выступлениям рабочих против угнетателей. Автора можно упрекнуть порой в скорописи и фрагментарности, в пренебрежении к литературной архитектонике, скажем, в повести «Меч и молот», в недостаточной психологической разработке некоторых персонажей, в излишней романтизации отдельных образов, но при всем этом нельзя не восхититься знаниями и мастерством, с которыми он изображает широкую и детальную картину народной жизни на Урале в конце XVIII— начале XIXстолетий.

Один из естественных и излюбленных приемов автора — описание вынужденных скитаний персонажей. Прием этот помогает ему охватить зорким и пристрастным взглядом самые различные уголки «Исетской провинции», заглянуть в нищенскую лачугу углежога и в царские палаты, в келью скитника и в забой рудокопа, побывать на крестьянском дворе и у огнедышащей домны, описать встречи с самыми разными людьми. Уверенно рисует он быт и труд горнозаводских рабочих, их постылую жизнь под ненавистным гнетом хозяев-крепостников. Вместе с тем перо его воссоздает целую галерею индивидуальных портретов исторических лиц.

К. В. Боголюбов влюблен в Урал. Любовь его активна, она оплодотворена превосходным знанием края, особенностей и обычаев его населения. Ему понятна и близка разноликая природа Урала, близок и дорог язык народа. На страницах его книг — россыпь фольклорных жемчужин: песни, пословицы, прибаутки; речь персонажей по-народному афористична и образна...

Я говорю подробно лишь об исторических произведениях писателя, ибо в его художественном творчестве они, конечно, главное. В создании их — основная заслуга автора, поднявшего глыбистый пласт уральской истории конца восемнадцатого — начала девятнадцатого веков, посвятившего свои художнические изыскания зарождению на Урале революционного рабочего движения. Это главное завоевание писателя, его вклад в нашу литературу.

4.

Он входит в небольшую комнату родного отделения Союза писателей всегда застенчиво, кажется, даже робковато — высокий, чуть сутулый, стриженный под машинку. Говорит негромко, хотя, когда надо, в голосе его может звучать и металл. Старается быть незаметным и садится куда-нибудь в уголок и слушает спокойно и внимательно. Сколько я его знаю, он всегда держался с этой подчеркнутой скромностью и всегда умел внимательно слушать. И всегда к нему лепились и лепятся люди: никому Константин Васильевич не откажет в умном, толковом слове, в добром совете; его найдут у Боголюбова и опытные литераторы, и молодые, едва нащупывающие свою тропу.

Постоянное спокойствие и «незаметность» — лишь привычная одежка натуры кипучей и деятельной. Семь десятков лет — а он по-прежнему то хлопочет над составлением очередного сборника, то роется в архиве, то спешит на заседание ученого совета литературного музея или выступает с лекцией,— масса общественных нагрузок, дела, дела, дела. Это человек великой трудоспособности. Впрочем, без этого качества не может быть писателя, а ведь писательство — его профессия, его главная «общественная нагрузка». Новые замыслы, новые книги зовут его. Поход без привалов продолжается.

Как-то в дружеском неторопком разговоре Константин Васильевич сказал:

— Хочется прожить так, чтобы остался не след на воде, а полоса на борозде.

Что ж, он пропахал свою борозду на ниве нашей литературы, надежно пропахал, не испортил.

Олег КОРЯКОВ

Коряков О. Поход без привалов// Урал. – 1967. - № 8. - С. 167-172.

• Назад
• Вперёд