...Нет, не приутихнет моя память! Все ярко, так явственно. И языку не дам вымолвить такое ребристое слово — давно. Недавно пусть. Так-то еще теплее.
Мы ждали Павла Петровича к себе. После выдвижения его кандидатом в депутаты Всесоюзного советского парламента и его согласия баллотироваться наступила пора сердечных встреч.
Наконец, пришла и наша — в два часа пополудни встреча. Достославные минуты.
С утра наши прилежные конюхи с придиркой почистили вороных, поднадраили толченым кирпичом наборную сбрую. Ленточки - в гривы. Кучера при кушаках, непременно яркого гаруса.
Готов в дорогу поезд...
Да обязательно дело еще вот какое, чтобы теперешние поколения непременно знали: в те поры колхозы довольствовались исключительно гужом. Безусловно, ни грузовиков, ни тем болев шустрых легковушек - ничего такого не было.
Были кони, шустрые, лихие.
Ну вот готов в дорогу наш видный поезд. Последние напутствия кучерам:
— Вы там... бережнее.
А те одно свое:
— Утят нырять не учат.
Не пошли слова наши в добрый прок. Ведь говорили же толком кучерам: не выделывайтесь. Так нет же: вытряхнули ведь дорогого гостя из кошевы где-то на бойком снежном раскате. Стыдобушка. Ну, взыск будет!
А он, сказывают, ничего. Улыбается да приговаривает:
— Лихо. Емко. Артуть-кони
Вскорости до нас дошло: у подгорновцев и манчажцев, у заносливых ачитских поезжан да, кажись, не лучше и у артян - нигде, оказывается, не обошлось без того, чтобы Павла Петровича из кошевы в сугроб не вытряхнули. Чисто притча..
Hу притча же. И все же есть в ней что-то разгуляй- молодецкое, что-то чисто русское, непременно удалое и наотлет веселое. И без этого мне Бажова невозможно себе представить... Артуть-кони! Здорово!
И вот - бубенцы. Едут! «Заря» налицо всем составом - от старого до малого, грудом!
Встреча была в школе. В ту пору клуб еще не был построен. Ну, конечно, домотканая ковер-дорожка под ноги народному кандидату. Хлеб-соль, поклоны. И тут вот какая деталь. Накануне на заседании правления вынесено было постановление: каравай испечь колхозным пекаркам. Конечно, они отнеслись с честью.
Когда же был принят дорогой гость, встречать его с поклоном с хлебом- солью вышло несколько. Оказывается, активной души колхозницы напекли самолично домашних подовых караваев. И - на рушники!
Собрание открыл доверенное лицо, Иван Андриянович Долгодворов, ученый агроном, прославленный Тимирязевой. Пока он выступал, Павел Петрович (мы сидели рядом в президиуме) шепнул мне: «Давненько не видались - свиделись. Какое счастье!». То есть удивительный случай, значит. И теплую руку свою на мою кладет. Но прежде чем шепнуть, он так посмотрел на меня, что я подумал: «Вот это пригляд! Ну, пригляд...».
По правде сказать, я спервоначалу чувствовал себя стеснительно, скованно - все же с необычным человеком и - рядом. Хотя мы раньше встречались... Было это в двадцать восьмом году. Областное земельное управление и уральская «Крестьянская газета», в которой тогда Бажов работал, организовали для группы земельных кооперативов экскурсию в волоколамские ТОЗы смотреть «Данию под Москвой». Мне довелось. Как возвратились, Бажов спрашивает о впечатлениях.
А те, тозовские мужички, по 5-6 коров держали. Я и ответь: «Да это обыкновенные кулаки! У них свежему человеку и дышать нечем... Надо строить большевистские колхозы! Помнится, Бажов горячо поддержал меня. Каких-то несколько очень нужных слов сказал. Хоть к стене припри - не помню дословно, я поговорочку очень явственно помню: «Один горюет, а семеро в артели воюют». Чисто про нашу «Зарю» сказано. Не мог же я теперь набиваться ему в знакомцы. Но он напомнил.
Я закивал ему.
Между тем собрание разгоралось, как добрый артельный костерок. Начались выступления. И вот собраньице наше двинулось вовсе не по заранее продуманному сценарию.
Вот говорит общая наша любимица, Наташа Константинова, совеем юная, из молодых да ранняя - звеньевая комсомольско-молодежного звена первого урожая. Называет Павла Петровича и дорогим и милым. И если бы это было принято, само самодорогую ленту из косы своем выдернула и на грудь его приколола бантом. И каждое ее слово к нему от сердца.
Она говорит ему… что в тягчайшие голы минувшей войны ваши, Павел Петрович, замечательные сказы воодушевляли нас - мало-мень - трудиться и трудиться -
конечно, они отнеслись с честью. В этом году звено вырастило картофеля по четыреста центнеров с гектара. Нам помогало все: и упорный труд, и применение передовой агротехники, и ваше доброе слово. Спасибо вам за то, что прилипаете нам привычку-живинку в своем деле найти да то, как его лучше выполнить... И мы, вся молодежь,
благодарны вам за сказы- советы, за то, что посетили наш колхоз, за то, что дали согласие у нас баллотироваться. И как наступит радостный день выборов, мы все единодушно отдадим за вас наши молодые голоса...
И тут она как подойдет, нет - подбежит к нему и обе руки ему как протянет, то все мы разом и встали...
Наташу сменил на трибуне колхозный врач, непременный наш агитатор- международник Абрам Иванович Раскин, который очень образно сказал о Бажове-
- Богат и славен Урал. Есть здесь золото - в россыпях и самородках. Таким самородком является и наш кандидат.
А потом попросила слово женщина. Жаль, не помню ее фамилии. Она была из нашего поселка, из эвакуированных.
Она вот как себя рекомендовала: «Я, товарищ Бажов, выступаю доверенным лицом от... нашей семьи...»
Как мы узнали, семья-то у нее была большая. Теперь женщина осталась одна. Мужа и старших сыновей-воинов взяла к себе и обратно не возвратила Великая Отечественная война. Да младших дочек ее и старикоч-родителей Фашист бомбами засылал. Совсем короткое выступление было у этой женщины и наказ один: всеми силами крепить на земле мир!
И туг разом поднялся весь наш колхоз: «Мир, мир, мир!». Потом получил слово я, то есть председатель правления колхоза «Заря» Александр Порфирьевич Тернов. Была ли у меня заранее подбита речь? Честно, да. О чем я намеревался?7 Ну, конечно же, наперво обязан выложить самое важное о нашей экономике. А дальше уж нажму на сказы. По газетам за ними следил.
И вот начал. Что, мол, пришли мы сюда с голыми руками на шестом году Советской власти. Артельно и честно трудились и создали колхоз-миллионер. Земли у нас семь тысяч гектаров. Всемерно помогали фронту. Для вывозки нашей продукции понадобилось свыше пяти железнодорожных эшелонов... По сравнению с довоенным временем колхоз сдал государству продуктов питания в семь раз больше, овощей - в 25 раз, картофеля - в 26. На ряде участков он дал урожай с гектара до пятисот центнеров... И тут Павел Петрович очень деликатно прервал меня?
- Вы славите картофель. А чем объяснить?
Павел Петрович обладал довольно приятным голосом. Был он, верно, не из громких, но внятный. Тон располагающий, очень! И вот - глаза. В это время он смотрел только на меня, во всяком случае мне так показалось... Людская зоркость: глаза умеют говорить, глаза умеют слушать. У него ко всему тому - глаза умели звать.
Отвечаю с ходу:
- Так ведь я живого Лорха видел!
- Это очень интересно, а когда?
- Осенью девятьсот тридцать восьмого года в Москве у него был.
- А зачем?
Тут я еще не сообразил, что Павел Петрович разлучил меня с моим неписаным конспектом... Гость настаивал, и я рассказал, как протискался к профессору Александру Георгиевичу на прием, как выпросил два кило картофеля собственного его сорта «лорх». И понесло-о меня!.. И как эти два кило в пазухе домой привез (на дворе-то стоял ноябрь - морозы). И как с нашими людьми весной выращивали-размножали. Потом полез объяснять наш «картофелеводческий декрет»...
А Бажов:
- Та-ак, смекаю. Очень важно. Это все теперь мне будет вполне надо. Дальше!
Дальше, так дальше. Выложился я и спохватился. Спустил, устукал свои ораторские минуты на агротехнику. В бажовские-то сказы ломиться у меня времени уже нету. Ругаю себя: вот разиня. Ну, колхозник и есть колхозник! Да ведь вот еще что: под видом наказа кандидату можно и того - просьбу. Ну какой председатель устоит перед соблазном: что-нибудь для колхоза не выпросить?! Вот беспелюха-а.
А Бажов:
— Как хорошо, как важно. Шибко. Сильно!
И, по всем видам, теперь сам выступать собирается, Так и вышло: я еще не
сел, а он встал. И колхозный люд поднялся стоя своего избранника поприветствовать.
Вначале Павел Петрович поблагодарил нас. И так у него вышло душевно, все- вежливо, а потом полились такие слова.
- Я взволнован. Обо мне ток много говорили хорошего. Как всякий советский человек, я всегда чувствовал себя слугой народа. И откровенно скажу, смутился, когда узнал, что меня выдвигают кандидатом в депутаты Верховного Совете СССР. Ведь моя профессия - сказочник. И зачем, думаю, понадобились сказочники в советском парламенте?
- Тут мне помог мой сказ о Васиной горе. Одно время на горе у проезжих ворот сидел хромой старик. Сторожил, стадо пас. Но ток как он не мог бегать, то ему помогали мальчишки лет семи-восьми. Вот сидят эти мальчишки и наблюдают за прохожими. А каждый путник, как взойдет на эту длинную и высокую гору, на самый гребешок, то обязательно назад оглянется. А после того иной пойдет твердым шагом, а иной еле-еле ноги несет. Пастушата и спрашивают у хромого старика: «Почему одни люди радостно спускаются с горы, а другие наоборот?». Старик им отвечает: «Спросите сами у прохожих». Вот мальчишки и давай спрашивать. Одни им отвечают так: «Экую гору одолел! Вот и радостно, дальше-то легче». Другие говорят: «Прошел гору, а дальше, что будет»...
А дальше так, дорогие товарищи, друзья мои верные. Дальше мы должны идти только вперед, все выше и выше. И чем дальше мы идем, тем становимся сильнее. И все наши усилия идут на народную пользу
Вот меня в Верховный Совет СССР выдвинули, и я должен приложить все усилия и оправдать ваше доверие, да так оправдать, чтобы вы же и сказали, что мной довольны...
Памятное собрание – ей богу! - было.
Наказ кандидату дали один и само главный, что всем надобен: крепить и
крепить мир!
И вот в этом самом высоком месте нашего собрания глубоко, секретно про себя я очень был рад-радехонек, доволен. И вот чем. Как хорошо, что ни с какой просьбой к кандидату не сунулся. Колхоз-то ведь миллионер! Ведь в войну заринцы из личных сбережений и средств колхоза 250 тысяч рублей на постройку двух боевых самолетов внесли. Благодарственную телеграмму о заботе о Вооруженных Силах от самого Верховного... товарища Сталина получили. Как бы я тут оскорбил-унизил своих коллег-колхозников, колхозниц, ценнейших людей, и сам до красноты лица сконфузился бы со своей просительно- потребительской челобитной.
Собрание наше получилось в самом высоком политическом смысле: кандидату - наказ, и тут же не себя приняли торжественное обязательство - всемерно и дружно поддерживать товарища Бажова в его государственных делах. А поддерживать так: усердным трудом всей колхозной массы в целом и работой каждого колхозника, кто на каком месте.
И в дальнейшем, в последующие поздние годы повелось у нас, крепко привилось: деловой союз-содружество депутата и избирателей. Ему - наказ, на себя -обязательство.
Вот такая душевная основа, взаимность. Для характеристики тут банковское слово подходит - взамок. Робота взамок.
Будучи в депутатском звании, товарищ Бажов к нам наезживая.
Мне довелось глядеть-видывать его множество раз.
Как гостя - это когда в нашем колхозе за многолюдным застольем сиживал.
И как хозяина - это в пору, когда мне в городском его доме чаевать-заночевать случалось.
Или вот как депутат - истовый, - всеобязательный служитель народу своему. Даже как писателя, творца- сказочника, и то видывал. И как локотки-коленки его над бумагой устают, видывал.
Одним словом, в разных положениях. Да еще вот глаза его помню - радостные, необъятной доброты и неизмеримой любознательности. пронзительные глаза мудреца-странника, искателя.
Записал Н. И. ЗАХАРОВ, лауреат премии имени П. П. БАЖОВА, Ачит - Заря, Свердловской области.
// Вперед. — Красноуфимск, 1979. — 27 янв. — C. 4
В августе сорок третьего, после ранения, я был назначен командиром 206 отдельного пулеметно-артиллерийского батальона, который блокировал плацдарм фашистов на восточном берегу реки в городе Волхове.
Дело в том, что зимой сорок первого немцы, разгромленные под Тихвином, были отброшены за Волхов, а в село Грузино, расположенном на восточном берегу, сумели удержаться, надеясь использовать плацдарм для летнего наступления.
Но фашистам так и не удалось использовать его ни в сорок втором, ни в сорок третьем году. Наш батальон, имея большее количество пулеметов и артиллерии, накрепко блокировал плацдарм.
В январе сорок четвертого началось наступление всего Волховского фронта. Брать плацдарм в лоб мы и не думали, а обошли его с флангов, форсировав Болтов по льду. Фашисты бежали из Грузино и были разбиты по пути к городу Чудово.
Но я хочу рассказать не о боях за Чудово, Новгород, Дно, Порхов, а о бое за деревеньку Острова.
В начале февраля сорок четвертого года батальон занял деревню Голино, расположенную на обрывистом северном берегу реки Шелонь, впадающей в озеро Ильмень. Здесь, кроме нашего батальона, сосредоточился отдельный саперный батальон, дивизион аэросаней, артиллерийские подразделения. Нам было приказано форсировать Шелонь при впадении ее в озеро Ильмень, где с ходу овладев деревней Острова, двигаться на город Дно.
Наступление началось затемно. Батальону, совместно с дивизионом аэросаней, удалось форсировать реку, но дальше аэросани не пошли. Часть из них, как факелы, пылали на льду Шелони. Батальон, овладел южным берегом, успешно продвигался вперед, минуя деревню Успонь, перерезал шоссейную дорогу и вышел к насыпи железной дороги Новгород-Шимск-Старая Русса.
Овладеть с ходу деревней Острова нам не удалось. Дело в том, что она было расположена метрах в шестистах от насыпи и обороняло ее около батальона вражеской пехоты. Нужно было преодолеть совершенно открытую и ровную местность. Под ураганным огнем немецких пулеметов, минометов и орудий батальон залег. Огонь велся с чердаков домов, из бань, расположенных на огородах, из-за копен сена. Единственным укрытием от огня для наших солдат были следы гусениц танков, продавленных в глубоком снегу, да воронки от снарядов.
Хочу напомнить, что прошедшая война - это не только битвы за Сталинград, Москву и за другие города, это не только освобождение Варшавы и штурм Берлина, а прежде всего - тысячи и тысячи боев за маленькие деревни и деревеньки, за безымянные высоты, в которых наши солдаты проявляли героизм, мужество и отдавали свои жизни. Нередко их подвиг оставался безвестным. Да и совершали они свои подвиги, как сказал А. Т. Твардовский: «Не ради славы, ради жизни на земле!».
В этом бою было ясно, что если батальон будет лежать вот так, под вражеским огнем на открытой местности, то неминуемо погибнет. Отводить солдат за железнодорожную насыпь под пулями было опасно, да и не мог я это сделать, имея приказ во что бы то ни стало овладеть деревней. Нужно было срочно принимать меры. Вызвал заместителя по строевой части капитана Зацепина, заместителя по артиллерии капитана Будникова и начальника штаба батальона капитана Шкурихина (он живет в городе Каменск-Уральский), приказал собрать в отдельную группу солдат тыловых подразделений и, подавив огневые точки противника артиллерийским огнем, атаковать деревню.
После огневого налета капитан Зацепин повел в атаку группу солдат, набранных в хозвзводе, в штабе, а я пошел в бой со взводом разведки, которым командовал лейтенант Мухин - человек отчаянной, а временами безрассудной храбрости. Поднялись в атаку и бойцы всех четырех артиллерийско-пулеметных рот.
Разведчики уже перепрыгивали через забор огородов, когда снова обрушился на батальон огонь тяжелой артиллерии и минометов. Ударили и уцелевшие пулеметы.
Батальон снова, не выдержав огня, залег. Рядом со мной упал, обливаясь кровью, разведчик сержант Русин. Волочил по снегу раненую ногу другой сержант Афанасьев. Обо они были комсомольцами, оба имели по три боевых ордена. Я с болью в сердце видел, как падают бойцы моего батальона.
Не буду рассказывать о том, какие чувства овладели мной в эту тяжелую минуту. Ведь мне только что пошел двадцать второй год, на плечи легла непомерной тяжестью ответственность за жизнь сотен солдат и офицеров батальоне.
За насыпью железной дороги остались только заместитель по артиллерии капитан Будников и начальник штаба капитан Шкурихин. Они-то и сумели вывести на прямую наводку всю артиллерию батальона и сосредоточить огонь на вражеских пулеметах.
И скова поднялся в атаку батальон, и снова залег, но теперь уже на огородах, где были укрытия. В сумерках снова атака, и бойцы батальона ворвались в деревню. Немцы отступили, много их так и осталось лежать на улицах дерзки Острова.
Многих 6оевых друзей недосчитались и мы после тяжкого боя за маленькую деревню Острова. Они отдели жизнь за Родину, и, хотя их нет, они живут в моем сердце и в памяти наших людей.
Вот что написали мне «Красные следопыты» Подгошской средней школы: «Следопыты нашей школы ведут большую работу по выявлению имен воинов, похороненных в братской могиле, которая находится в нашей деревне. Мы разыскиваем солдат, принимали их участие в освобождении Шимского района и нашей деревни. С любовью ухаживаем за братской могилой, на ней всегда цветы, которые несут сюда и дети, и взрослые».
И в этой могиле, вместе с другими, лежат солдаты нашего батальона, мои боевые друзья.
В. Тулин, майор запаса, член Союза журналистов СССР.
// Вперед. — Красноуфимск, 1978. — 15 февр. — C. 2.
Взгляни на дом свой.
Томас Вульф
В любой книге, это всегда понятно читателю, фиксируется и накапливается часть времени, прожитого автором. Но вот как, каким манером он, писатель, это время выложит для прочтения, чтоб читатель, по мере поглощения книги, не мог восклицать: а вот тут мне скучно, а вот здесь, так и быть, пропущу пару абзацев, ибо они мне без интереса, а вот такое я и сам не хуже напишу.
Ну, нет подобных восклицаний при чтении вышеозначенной книги, просто быть не может. В писания нашего замечательного земляка входишь и там и остаешься до конца прочтения, не замечая времени и не пропуская ни единой строчки, тем более целого абзаца, чтение захватывает целиком и полностью, и, прочтя, вновь стремишься схватиться за книгу и заодно думаешь: писатель, что ли, знал какой- то секрет подачи текста?
Ведь начинается все так простецки: Илька (главный герой) совсем мал, едва четыре, и он ведет тебя за собой в свою страну детства. А время, как известно, бежит стремительно, и вот уже Илька подросток, а ты, читатель, все пристальнее следишь за всеми его действиями, его и его сверстников, и вырисовывается такое впечатление: жизнь Ильки и его односельчан для тебя, читателя, очень важное событие.
Но и опять какой-то особый секрет, и состоит он в том, что привычные для тебя картины сельской жизни очень тебя, читающего, увлекают и прежде всего тем, что подростки эти, которых война застала еще не вставшими на крыло, мало оперившиеся, так чувствуют свою нужность. Как пригодились в тылу в тот жесточайший для Родины час, благо, что и семьи довоенные были многодетны.
Подробнее: О книге Л.А. Александрова «А напоследок я скажу...»
Добрый день)
Еще одно утро начинаю с хорошей книги писателя Леонида Александрова "Мои семнадцать..."
Действие книги развертывается в деревне, с её заботами и проблемами. И здесь звучит тема военной юности. Она возникает в воспоминаниях ветерана-механизатора, у которого трудно складываются отношения с сыном...
Деревня, она как человек, живёт своей жизнью. Каждый день складывается, как из кусочков мозаики. Один такой кусочек - судьба человека. Людские судьбы такие разные и в чем-то схожи. Каждого человека можно читать, как открытую книгу. В деревне ничего не скроешь, всё на виду.
Жанр деревенской прозы необычайно интересен. Здесь нет закрученного сюжета, как в детективном романе. Но поверьте, книги о деревне интересны по- своему.
Книги Леонида Александрова ждут вас в библиотеках города.
Читайте с удовольствием)))
Наталья Голосова
